Начальствуя над екатеринодарской безопасностью, полковник Скрыбочкин считался пока обыденным человеком, и среди живых наводил ужас только на немецкую разведку. Которая спасалась от него деньгами и давно работала себе в убыток. Но случай определил ему в недобрый час встретиться с двадцать шестым сыном верховного колдуна культа вуду – гаитянским подданным Габриэлем Шноблю. Который трижды оставался на второй год в сельхозакадемии, чтобы не возвращаться на свою незначительную родину, а между делом оформился с преподавательницей сопромата Анной Простатюк и вместе с ней сбывал на толкучке привозимый из-за рубежа ширпотреб. Означенный ширпотреб в количестве двадцати ящиков рома однажды и был изъят у него Скрыбочкиным под горячую руку борьбы с организованной преступностью. Случай цеплялся за случай, и следующим звеном в цепи совпадений явилось то, что в студенческом общежитии Шноблю проиграл в «очко» 80 тысяч долларов своему соотечественнику Жану Мудильяру. Упомянутый Мудильяр сотрудничал с мафией и подыскивал в России убийцу для покушения на президента Гаити. Потому как тот объявил войну наркотикам и за это должен был умереть. В счёт погашения карточного долга Шноблю согласился на зимних каникулах выкрасть у своего отца вудуистский «напиток мёртвых», представлявший собой настой трав, смешанный с вытяжкой из ядовитой рыбы фугу. Выпивший этот настой человек способен несколько дней пролежать в могиле без признаков жизни. Затем его можно выкопать и использовать в нечеловеческих целях: став зомби, тот готов выполнять любые приказания своих хозяев. Что особенно удобно, если нужно кого-нибудь убить.

...Через месяц Шноблю сидел в ресторане «Интурист», выставив на столик пузатую бутылку с означенной настойкой и выбирая подходящую кандидатуру для гибели... И тут к нему подсел неадекватный полковник Скрыбочкин, коего сопровождали две юные стюардессы. Шноблю, узнав его, обрадовался возможности отомстить за отобранную контрабанду. Полковник же, напротив, никого не опознавал уже вторую декаду, начиная с новогодней ночи, хотя деньги давно закончились, и если б не женщины, дело могло бы обернуться беспробудной трезвостью. 

- О, чернокожий друг! - слабозряче обрадовался Скрыбочкин. И предложил гаитянцу выпить за его счёт. Шноблю с готовностью согласился, заказал два графина водки. Незаметной рукой подлил полковнику в стакан несколько капель вудуистской настойки и горячим тостом побудил выпить всё до дна. После чего со спокойной совестью пригласил на танец одну из стюардесс. 

Шноблю не знал, что Скрыбочкин не терпит грязную посуду: между «ламбадой» и «цыганочкой» тот допил остатки из графина и стаканов, а затем без колебаний оприходовал пузатую бутылку иностранца. Чрезмерное количество содержавшегося в ней яда оказалось непосильным для его перегруженного организма: кое-как долетев до сортира, полковник выворотился там наизнанку - и вернулся за столик с полным вакуумом в желудке.

Вскоре покончивший с танцами Шноблю уселся рядом. Он не верил глазам: уничтоженного Скрыбочкиным «напитка мертвых» хватило бы, чтобы посеять кладбище даже среди стада слонов!

- Неужели вы это сами всё выпили? - воскликнул он. 

- А што ж делать, когда ты с моей бабой ушел физкультурой заниматься? - всхлипнул полковник. - Прости, брат. Не сдержался.

Они заказали ещё несколько графинов водки. Потом ещё несколько… Шноблю ждал, когда вудуистское зелье начнёт действовать. Однако его собеседник оказался на удивление крепок. Только к ночи дело сдвинулось с голого места: держа в руке переполненный стакан, Скрыбочкин поднялся, сообщил подскочившему со счетом официанту:

- Отойди. Лумммумба, вон, розплотится.

И, шагнув к выходу, рухнул лицом набок.

Присутствовавший поодаль Жан Мудильяр снял его скрытой камерой, чтобы впоследствии не перепутать покойника.

...Оставшейся в организме полковника колдовской химии оказалось недостаточно для полноценной смерти. Но всё же его сердце на несколько дней почти остановилось, и пульс не прощупывался. 

Хоронили Скрыбочкина после обильного митинга. Опустили в яму гроб, закидали землёй и дали залп из трофейной артиллерии.

Потом зарядил продолжительный зимний дождь, и на город опустилась ночная непроглядность.

Спустя несколько часов к свежей могиле подкрался кладбищенский сторож по фамилии Лошадиди, считавшийся неустановленным некрофилом. Он имел при себе лопату и литровый флакон спирта для дезинфекции. Вскрыв место захоронения, Лошадиди с треском оторвал крышку гроба. И, возбуждённо дыша, склонился над усопшим.

Слава богу, Скрыбочкин был жив. От дождя и свежего воздуха ему полегчало. Полковник сел среди подушек и, нащупав в темноте лицо застывшего от ужаса некрофила, рявкнул:

- Хто такой? Предъяви документы!

- С-с-сторож я, - простонал Лошадиди, ощутив внезапную мокроту в ногах. – Д-документов н-не н-ношу...

- А хде Блюм-м-мумба с моими бабцами?!

- Н-не зна-а-аю.

- Знайтить! - заорал Скрыбочкин страшным голосом. – Срочно отыс-сать и доставить обратно – хучь в наручниках!

- Слушаюсь! - Лошадиди раненой птицей стронулся с места, сшибая надгробия… И на окраине кладбища ещё долго затихал его крик:

- Па-а-амаги-и-ите, люу-у-уди! При-иви-иде-е-ени-и-ие!

Всё могло кончиться по-иному. Но тут ударил гром, и в свете молнии взгляд полковника наткнулся на оставшийся подле могилы флакон спирта. Который он с военной обязательностью не замедлил употребить по прямому назначению. И, почувствовав облегчение, забылся в распахнутом гробу. Где его через пять минут и обнаружили подошедшие с фонариками Шноблю и Мудильяр. 

- Этот зомби будет самым страшным из всех, кого я знал, - восхищённо прошептал сын вудуистского колдуна. – Выпил целую бутылку «напитка мертвых», а уже - видишь - пытался выбраться из гроба.

- Могилу всю разворотил, - согласился его сообщник. – Надо поторапливаться, а то и до беды недалеко.

Они приладили на место крышку гроба и понесли его к трассе… У обочины заговорщиков ждал крытый брезентом «КамАЗ».

Через час над Скрыбочкиным уже произносили вудуистские заклинания и вливали ему в горло особую настойку, чтобы запрограммировать зомби на убийство.

На следующий день, будучи проездом в Екатеринодаре, по неизвестной причине скончался гаитянский посол. Никто не знал, что после его вскрытия мафии удалось подменить покойника – и вместо означенного посла в Порт-о-Пренс экстренным рейсом вылетел заколоченный гроб, содержавший внутри ни в чем себя не подозревавшего Скрыбочкина…

Это произошло в президентском дворце. Никто даже не успел толком ничего сообразить, столь неожиданным и жутким оказался разворот событий… Президент пожелал лично присутствовать при вскрытии гроба. Когда крышка была снята, из душного небытия вдруг выскочил громогласный покойник - и, потрясая недвусмысленными кулаками, бросился на собравшуюся вокруг него траурную общественность.

- Зомби! - прошелестело в президентской свите.

Сановники бросились врассыпную, увлекая прочь своего патрона. Охрана припустила наутёк следом за ними, теряя оружие, потому как стрелять в потустороннего пришельца всё равно бесполезно. До самого буфета преследовал Скрыбочкин этих наглых чернокожих клоунов, которые столько времени продержали его взаперти. А затем отстал по причине оборвавшихся штанов. Тогда он снял с себя траурную ленту с надписью: «Несгибаемому дзержинцу от скорбящих сотрудников» - и, подпоясавшись ею, обозрел содержимое буфета. Оно Скрыбочкина удовлетворило. И полковник решил остаться.

...Президентской выпивки хватило до утра. После чего Скрыбочкин покинул дворец и, шатаясь среди ужаса и разбегавшихся прохожих, углубился в трущобы Порт-о-Пренса.

Город пришёлся ему по душе. Едва полковник входил в какой-нибудь бар или ресторан, как все, включая хозяев, с криком: «Зомби!» – исчезали оттуда. Понятно, платы ни за что не требовали. Это не способствовало внятности мира и не могло вызвать даже намёка на трезвость.

Однажды, правда, в него пытались стрелять. Это случилось, когда Скрыбочкин устал закусывать ядрёный гаитянский ром одними сырыми бананами и захотел хотя бы жареного картофеля. Изъяв на кухне закусочной «Эль-Ранчо» обширную сковороду, он укрыл её за пазухой и вышел на враз опустевший бульвар Жан-Жак Дессалин ловить таксомотор, чтобы добраться до базара. Но такси шарахались, и неизвестно, чем было б ехать, однако в конце концов полковнику удалось задержать асфальтовый каток - по причине его тихоходности и бегства водителя. На упомянутом транспортном средстве он и двигался прямиком сквозь дома и клумбы, когда вдруг наперерез выскочил начальник городской полиции - генерал Туссен Крантэ - и выпустил в зомби полную обойму из своего «кольта-44».

- Што ж ты, гадюка черноротый, увсю сковороду мне впоцарапал! - взревел Скрыбочкин, стараясь вырулить катком на генерала Крантэ. Который не понимал по-русски и лишь чудом спасся бегством, убежденный теперь, что этому мертвецу покровительствует сам вудуистский бог войны Огум Фераи...

В итоге базар и картофель остались недостижимыми, ибо между руганью давно раздваивавшийся в собственных глазах Скрыбочкин совершил наезд на перебегавшего дорогу гигантского аллигатора. Каток опрокинулся. Выгребая из карманов стеклобой, Скрыбочкин приблизился к извивавшемуся в агонии чудовищу. Он не знал, что этот аллигатор считался здесь злым духом, так как регулярно являлся в город, чтобы сожрать кого-нибудь из жителей.

- Надо же, какой здоровенный чемодан с него можно справить, - прошептал полковник. Потом обвязал дёргавшегося в конвульсиях аллигатора траурной лентой с надписью: «Несгибаемому дзержинцу от скорбящих сотрудников» - и, подвесив того на ближайшее дерево, принялся сдирать с него шкуру.

Этот случай не прошёл незамеченным. Среди местного населения распространился слух, что зомби устал жить без дела и требует кровавых жертвоприношений.

Поскольку в жилища Скрыбочкина не пускали, а как раз начался сезон дождей, и надо было иметь над головой какую-нибудь крышу, он без временной регистрации поселился в старом склепе на городском кладбище. 

Жизнь его текла приятно и неторопливо.

…Однажды вечером, сидя в пустынном баре, он изнемогал от скуки и шестой бутылки джина, когда в дверях раздался голос на ломаном русском:

- Ньет-ньет, суда нильзя! Здесь - зомби! Будет всех убивать!

Он обернулся. На пороге стояли двое белых: сухой мужчина при усах и погонах майора РФ с белокурой красоткой под руку. Им сопутствовал дрожавший, как осиновый лист, двухметровый мулат в форме гаитянских ВВС. Он тянул приезжих господ назад, уговаривая их не входить в бар, и в его глазах плескался ужас.

- Чепуха! - махнул рукой майор. – Знаем ваши штучки: пугаете туристов разной вудуистской экзотикой. Со мной этот номер не пройдёт. Русский офицер нечисти не боится!

- Верно, чего меня пужатися, - обиделся Скрыбочкин. – Я ж инохда и тверёзый буваю.

- Видишь: по-нашему шпрехает, - проговорил майор на ухо своей спутнице. - Сразу видно, что подсадная утка.

Они вошли. А чернокожий капитан остался за дверью.

- Выпьем, - предложил Скрыбочкин, выудив из-за стойки несколько разнокалиберных бутылок.

- Да нет, - смущённо пошевелил носом майор. - Гурдов нам ихних по командировочному мало выделили. А надо ещё всякого барахла накупить, чтобы дома, понимаешь, торгануть.

- Не бери в голову. Я угощаю. Знаешь, братан, где они у меня все? - Скрыбочкин поднял к глазам серый от кладбищенской пыли кулак и ударил им по столу. – Уважают! У меня тута полное государственное обеспечение: бери что хочешь. Не только себе, но и земляку могу дозволить. От души. Пей забесплатно ради исключения.

- Это другое дело, - обрадовался гость. И, забыв о своей спутнице, занялся алкоголем. Впрочем, блондинку тоже не требовалось приглашать дважды. 

Между первой и двенадцатой бутылкой чего под руку попадет майор поведал свою историю.

Его фамилия была Сундуков. Прибыл он сюда в командировку вместе с женой Анжеликой (которая, кстати, скинув туфельки, уже старалась под столом прижаться к Скрыбочкину между коленей). А считался он совсем недавно ординарным лейтенантом екатеринодарского авиаполка. И, по своей азартной натуре имея шесть миллионов карточного долга, не упускал любой игры где бы то ни было. Однажды, являясь дежурным по караулам, он играл ночью в преферанс, запершись с тремя арабскими курсантами на складе горюче-смазочных материалов. Тут случился августовский путч, и гекачеписты стали поднимать полк по тревоге, чтобы тот летел к Москве выбрасывать десант на Белый Дом. Однако преферанс был в разгаре, ставки оказались слишком высокими, и вдобавок Сундукову шла карта. Поэтому он приказал часовому никого не пропускать вплоть до применения оружия. Двое суток самолёты не могли заправиться горючим. По причине чего екатеринодарский авиаполк не вылетел на Москву. Десантный штурм Белого Дома не состоялся, и путч провалился. Затем, правда, Сундуков спустил арабам имевшиеся у него деньги и два золотых зуба. И, сдав караул, оказался арестованным для трибунала.

По счастью, после расследования Сундукова представили к герою. Ему дали звание майора и хотели назначить командиром полка. Но в связи с алкогольным синдромом и слабой лётной подготовкой перевели затем военкомом в Центральный округ Екатеринодара.

Новая работа оказалась хуже каторги. Требовалось выполнять план, а призывники, как назло, от армии поголовно уклонялись, предпочитая записываться в казачье войско, где самогон и никакого устава. Слава богу, хоть правительство Гаити разрешило завербовать на своей территории контрактников. Потому что негры в бедняцких кварталах все равно дохнут от голода, и им хоть в какую армию за счастье...

- Слышь, может, и ты запишешься, а? - жарко дышал в стакан военком Сундуков. – Произведу тебя сразу в командиры отделения. А то – хочешь, замкомвзводом устрою? Перспектива!

- На хрен сдалась мне твоя перспектива, - отрицательно мотылял головой Скрыбочкин. – Чего я не видывал в отой России? Не, не хочу. У меня и тут положение в обчестве приличествующее. Не поеду... А вот бабец у тебя окладистый. Я б с ей – того… не против бы.

- Да ну её, - грустно отмахнулся майор, - блярва последняя, не хочется даже говорить, весь гарнизон знает.

- Не скажи. Женщина - она завсегда нужду сполнить не помешает, - Скрыбочкин под столом остро ощущал Анжеликины подвижные ноги, отчего всё его мужское достоинство наполнялось неукоснительной твёрдостью... Дело в том, что уже почти месяц, как он за выпивкой позабыл про слабый пол. А теперь организм требовал восполнения пробела.

Скрыбочкин допил стакан, поднялся и, прихватив в карман бутылку виски, повлёк призывно хихикавшую Анжелику на свежий воздух. 

- Пойдем, милая, счас я тебе покажу увсю свою достопримечательность.

- Стой! - ринулся следом Сундуков, мучительно стараясь попасть в смутный просвет между столиками. – Мы даже контракт ещё не подписали! Я запрещаю этот адюльтер!

Скрыбочкин раздражённо свалил его ударом в ухо. 

Сундуков подполз за помощью к затаившемуся на улице чернокожему капитану:

- Это произвол! На моих глазах! Вызовите полицию!

- Никто не придёт, - услышал он в ответ. 

- Почему?

- Я же предупреждал: это – зомби, его пули не берут, - торопливо зашептал капитан. И, завидев выходившего из бара Скрыбочкина, пустился наутёк.

По дороге Анжелика покусывала Скрыбочкина за ухо и притворно артачилась:

- Я не могу так, сразу, я же приличная женщина. Давай сначала сходим в кино.

А он влажно дышал ей в грудь, возбуждённо всхлипывая:

- После, после. Шкуру крокодиловую хочешь?

- О, конечно!

- Будет тебе. Как раз на чемодан для дороги.

Они углублялись на кладбищенскую территорию, и блондинка тревожно поинтересовалась:

- Послушай, а ты и в самом деле зомби?

- Навроде того, - задумчиво ответил он, распугивая москитов под её платьем. – Случалось заради служебной необходимости и гнидой оборачиваться, и по линии безопасности работу сполнять. А теперь – вишь, как судьба розпорядилася... О, гляди, вот и мой склеп. Заходь сюда, не стесняйся. А то скоро дождь, наверное, будет.

Вокруг лежала ночь, и они остались наедине. И если всё, что произошло между ними в течение дальнейшей темноты, нельзя назвать нежной любовью, то, по крайней мере, можно обозначить безудержной страстью. И вообще, что такое для сумасшедших чувств бесполезные слова, когда остались одни горячечные телодвижения, и стоны, и крики вперемешку с радостным хохотом - таким, что, не дождавшись рассвета, местный кладбищенский сторож лишился рассудка, а окрестные собаки навсегда потеряли дар речи…

На следующий день супруги Сундуковы должны были отплывать в Россию. Скрыбочкин с Анжеликой успели в порт за полчаса до отправления корабля. А через несколько минут подошёл и майор Сундуков. Который по своей русской скрупулезности всю ночь не мог оставить бар с безвозмездной выпивкой и теперь принёс на себе два ящика шотландского виски.

Майор не помнил зла. А также уже не помнил ни себя, ни своего текущего мировоззрения… Они втроем ещё пили на брудершафт и наугад целовались промеж собой, и смеялись, и плакали прощальными слезами. И оба Сундуковых уговаривали Скрыбочкина переехать в Россию, поскольку единственно там можно по-настоящему жить, ни о чём не задумываясь, и регулярно получать руководящую зарплату, особенно если заниматься политикой или хотя бы командовать каким-нибудь воинским подразделением. А Скрыбочкин молча улыбался, время от времени вынимая изо рта горлышко бутылки, и делал глазами отрицательные знаки.

Потом раздался гудок, и майор с супругой, обнявшись, убыли.

Спустя десять минут, расположившись у окна в портовом ресторане, Скрыбочкин старался сфокусировать мысль на удалявшемся теплоходе. И шептал в пустоту:

- Хорошо им говорить, когда настоящей жизни не спробовали... Хто я был у себя вдома? Ну, начальник, дак што ж: на одну голую зарплату разве можно себя гуманоидом ощущать? А здесь – вона какое уважение, - он обвёл взглядом пустынный зал. – Роздвлекайся, как хочешь. Зомби потому што - это как у нас... хуже депутата, наверное, - он отхлебнул из стакана. – Эх, мама моя Родина, живи теперь сама, как всможешь. А я покамест тут останусь.

Скрыбочкин достал из кармана давешнюю траурную ленту с наполовину обсыпавшейся надписью: «...ибаемому дзе... от ...бящих сотрудников» - и утёр набежавшую слезу.