Литераторы: проза, поэзия, рецензии

МИХАИЛ ШОЛОХОВ: "...ИМЕЮ ОГРОМНУЮ БИБ-КУ..."

КАК РОЖДАЮТСЯ НОВЫЕ СЛОВА

Перед налётом на банк Сталин и Камо обычно пили пиво. Как-то раз в Тифлисе, купив бочонок этого напитка, они обнаружили, что у них не осталось денег на закуску. Тогда подпольщики подошли к бабке, торговавшей на улице варёными раками, и экспроприировали у неё ведро членистоногих.
Осерчавшая старушка грозила им вслед кулаками и кричала: «Ух, анчихристы! РАКЕТИРЫ!»

Клавдия Петровна поставила тяжёлые сумки на тротуарную плитку, которой была вымощена остановка, и с тоской посмотрела на скамейку, плотно занятую дожидавшимся трамвая народом. Разумеется, никто и не подумал уступить ей место... В последнее время люди стали недобрыми. Ничего удивительного: сейчас каждый сам за себя, даже дети малые. Потому и воров, и жуликов полно... Вспомнился случай, который произошёл с ней на рынке с месяц тому назад. Клавдия Петровна тогда стояла в очереди за подсолнечным маслом, и вдруг почувствовала какое-то движение в кармане своего плаща. Обернувшись, увидела мальчонку лет семи. Тот изготовился дать дёру, но не успел: Клавдия Петровна проворно схватила пацана за шиворот.
- Ой, бабушка, отпустите! Я больше никогда, никогда не буду! - всхлипывал воришка.

Вероника свернула с просёлка на дикий песчаный пляж и, проехав метров пятьдесят, заглушила мотор джипа. Место было незнакомое, но найти сюда дорогу оказалось несложно. Потому что поблизости – в лесочке, немного не доезжая - у них с Виктором было небольшое «приключение». Он наверняка тоже помнил, поэтому и назначил сегодняшнюю встречу здесь. Воспоминание вызвало приятное и томительное ощущение внизу живота... Она глянула на циферблат наручных часов: до приезда любовника оставалось ещё десять минут. Тогда Вероника извлекла из сумочки косметический набор в форме сердечка и принялась подновлять макияж. Всё-таки скоро тридцать пять стукнет, надо следить за собой; этот молодой красавчик и без того не чает, как бы от неё сбежать...

Сны бывают разные. Фееричные, манящие, сверкающие многоцветьем невообразимого и невысказуемого. И отвратительные до дрожи, до крика, кошмарные сны, неумолимо засасывающие в чёрную трясину смертной жути... Было бы заблуждением полагать, будто они исчезают безвозвратно. Нет, им некуда деться: рождённые под покровом ночи, они лишь делаются прозрачными для солнечных лучей, но остаются витать в надмирных пространствах, изо дня в день наслаиваются друг на друга - подобные множеству нитей, сплетаются в единую ткань с причудливыми узорами, прекрасными и пугающими одновременно. Эту ткань кроят как ангелы, так и демоны. Они кроят её и шьют одежды для утлого человеческого разума, воспроизводящего эфемерные сущности в неутомимой тщете спрятаться в них, спастись от наползающей тьмы. Так стоит ли удивляться, что разум порой, путая сон и явь, отказывается перешагнуть ту призрачную границу, которая их разделяет?
Диме Кафтанову после Чечни чаще всего снилась… пуля. Разумеется, не сразу: выстрелу предшествовали долгий страх и игра в прятки с невесть где затаившимся снайпером. Однако затем раздавался звук, который ни с чем не спутаешь. И пуля летела, летела, с неуклонной стремительностью приближаясь к похолодевшему от ужаса Диме... Господи, до чего же не любил он эти сны.

В сельсовете живёт привидение бригадира, травлёного дустом. "Сыпь, - горланит оно, - удобрения под посевы морквы и капусты!" "Трудоднёв, - говорит, - не поставлю я, если норму не выполнишь, контра!" И вахтёрша визжит припоздалая, и грохочут оброненно вёдра.
Но не дремлет в посёлке милиция: участковый гоняется прытко по стреляющим в ночь половицам за ругающимся пережитком... И летучи мгновенья кромешные, и во мрак раздвигаются стены. И выходят из бездны зловещие и давно позабытые тени: стукачи, звеньевые, учётчики, активисты партийной ячейки, воровавшие силос работники и колхозный торчок Коробейкин...